Танки и БМП, подбитые гранатомётами, стоят по всей привокзальной площади. Исчезающий в пламени БТР и пылающие огнём тела солдат. Убитые повсюду воины — сыны, казалось, великой России. И боевики, деловито собирающие у них автоматы. Сгоревшая «Тунгуска», перевёрнутая «семьдесятдвойка», башня которой лежит в стороне, и чеченские пацаны с оружием в руках, стоят, позируя на той броне…
Срыв планов федерального командования российской армии по быстрому взятию чеченской столицы, вместе с ожесточённым сопротивлением дудаевцев и отрядов ополчения — всё это возымело свой результат.
Уже на первой неделе уличных боёв российское правительство выдало указ на приостановку боевых действий в Грозном — мораторий.
Обеим воюющим сторонам требовалось определённое время: нужно было убрать лежащих повсюду убитых, вывезти в тыл раненых.
Сколько этого мирного времени было выделено нам, солдатам, известно не было.
Но несколько часов точно выделили.
Раскрутившийся маховик войны задержался, казалось, на мгновение на нейтральной передаче.
По существу, и те, предыдущие переговоры с «Ковалёвцами» (4-го января) считались мораторием.
Личный Архив Макарина Н.М. нач. опер. отдела 2 А
Таких мораториев за эти, прошедших трёх недель январских боёв, было немало: и какие-то из них выдерживались, как положено, а какие-то — просто не соблюдались.
Вообще, в условиях боевых действий ультиматум может предъявляться военным командованием обеих враждующих сторон с предложением прекратить безнадёжное сопротивление, чтобы избежать ненужного кровопролития.
Это категорическое требование может также предъявляться в устной или письменной форме одной группировкой другой, под угрозой применения мер воздействия, если это требование не будет выполнено к определённому сроку.
Шёл десятый день войны.
Здание товарной конторы.
К вечеру стрельба с обеих сторон в районе привокзальной площади и пятиэтажных домов по улице Поповича и Идрисова вдруг резко прекратилась: как будто и войны нет.
На недолгое время наступила тишина.
И вот тогда что есть на деле этот «мораторий», мне лично довелось узнать и увидеть.
Время было уже позднее, и я находился в караульной смене: положенных два часа отдай караулу.
Из темноты вдруг вырос чей-то силуэт.
«Отбой тревоги!» — ко мне подошёл наш замполит полка майор Жукаев: через час сюда придут на переговоры чеченские боевики.
Не знаю, сколько их будет по количеству, но мы, офицеры, будем идти вместе с ними со стороны пятиэтажки Борисевича, поэтому пароль не спрашивай у нас.
Чтобы им не выдать. Понял, солдат?
Так точно, товарищ майор! — ответил я.
Однако время шло, а ничего не происходило.
«Может быть, на утро перенесли?» — подумалось мне, а потом мои мысли перенесли меня далеко отсюда — в мирное время.
Но через какое-то время меня дёрнуло, когда откуда-то со стороны по кирпичным обломкам послышался топот.
гв. м-р Жукаев А, ком. полка гв.п Серебряков В. и гв. пп Юрченко Г. 1 партия демобилизованных 95г.
Во мне моментально сработал автоматизм часового:
— Стой, кто идёт?! Пароль — «Четыре»!
В ответ должна прозвучать цифра, которая в сумме с названной, составит «тайное число» — цифру пароля.
Жду ответа, но его нету, лишь шаги приближаются.
На всякий случай передёргиваю затвор автомата и вижу, как в ночи приближаются чьи-то силуэты.
Тут вплотную ко мне неожиданно подходит майор Жукаев.
Остановился, придерживая меня за плечо.
Молчи, солдат!
Твою мать!
За ним мимо нас проследовало несколько человек: среди них, как потом узнал, был и командир 237-го парашютно-десантного полка из Пскова — полковник Владимир Сивко.
Но больше всего удивило меня видеть так близко чеченского боевика– парламентёра. Вот, чёрт — это же тот самый переговорщик!
Стою молча, и жду, ничего не говоря, пока майор вставит мне по всем заслугам. И дождался.
А что мне оставалось делать?
Темно, «хоть глаз коли» … (но и пароль сразу же изменили — сменивший меня часовой получил новое «тайное число»).
Справка
Жукаев Александр Александрович — замполит нашего 137-го полка. Человек солидный, прямой и рассудительный, очень осторожный командир-психолог.
Он всегда принимает только правильные решения и действия, обдумывает и продумывает все ходы в их решении.
Всегда советуется с любым офицером в работе и службе. Очень бережлив по отношению к солдату. Имеет уважение среди личного состава.
О том, что за переговоры состоялись в штабе нашего батальона, мне стало известно спустя много лет после той войны.
Встречаясь неоднократно, со своими офицерами в Рязани и Москве (с Сивко, Голубятниковым, Пташинским, Холодом, Жукаевым и другими), я выпытывал у них всё новую и новую для себя информацию…
Чеченец с погонами подполковника на плечах назвался начальником штаба и старшим офицером по тыловой части гвардии Масхадова.
гв. п-к Сивко В.В. Герой РФ.
Уже ранее известный роте капитана Чабанова — подполковник Иса Аюбов, около 40 лет на вид, офицер, ещё служивший в Советской Армии, где командовал мотострелковым батальоном в одной из частей.
И вот, как только началась военная кампания в Чечне, он бросил всё и прибыл собратьям на помощь. Здесь его и взял к себе «чеченский волк» Масхадов в качестве подручного по самым сложным вопросам — «сводня», одним словом.
Прибыв на переговоры с нашими офицерами в штаб батальона, Иса Аюбов выразил восхищение по поводу боевого мастерства личного состава нашего десантного батальона, после чего предложил сдаться в плен всем личным составом.
Правда, в отличие от «миротворца» Ковалёва, не пытался в этом убеждать, угрожать неизбежным уничтожением и так далее, так как, видимо, вполне логично понимал и ожидал отказ.
Перед нами стоял советский офицер в прошлом, пусть даже чеченец, но он также когда-то принимал в своё время присягу Советскому Союзу.
(По существу, эти мои записи — есть ценные факты, которые, в последствие, станут историческими).
После отказа на своё «доброе предложение», Иса перешёл к главной теме переговоров: давно пора убрать с территории между позициями воюющих сторон тела убитых.
— Когда закончится эта неразбериха-мясорубка? Когда прекратите бомбить жилые кварталы, убивать наших женщин, детей, стариков?! — довольно резко он переспросил.
— Вы же сами видите, во что превратила ваша авиация и артиллерия детсады и школы! Там теперь лежат наши дети: мёртвые, изуродованные!
— Не нам это решать, вы же это прекрасно знаете, — ответил ему полковник Сивко. И не наша в этом вина. Я надеюсь, вы понимаете, о чём я?..
— А вы меня? — в тон ему ответил Иса Аюбов.
— Что было делать нам, чеченцам, и всем мирным жителям этого города? Как должны были мы поступить?
А как должен был поступить я, тогда в начале 90-х годов, когда из российской армии стали убирать офицеров лишь за то, что по национальности они были — чеченцы?!
А чеченцы — что не народ?
Что тут могли ему ответить наши офицеры?
Конечно, высказывали каждый свою точку зрения, и Голубятников с Юрченко немало задали ему вопросов, и Жукаев, как военный политик и по-своему — стратег.
Но и Аюбов, также немало ещё высказался при этой встрече.
Потом, к завершению переговоров, всё же была достигнута договоренность в том, что на утро следующего дня Иса заново придет к нам.
Уходя, он попросил себе охранение, чтобы дойти обратно без стрельбы.
Мне снова пришлось увидеть, как в отблеске взметнувшейся ввысь осветительной ракеты, передо мною прошла крепкая фигура того чеченца в защитном полевом и камуфлированном комбинезоне, и спецназовской каске «сфера» на голове.
В руках он держал укороченный автомат Калашникова АКС-у.
Проходя мимо, его взгляд, казалось, скользнул по мне, и может быть в его глазах, мне показалось нечто устрашающее, хотя на вид чеченец был не таков.
На утро следующего дня он, как и обещал, пришёл снова уже за нашими переговорщиками, которые теперь пойдут вместе с ним на их сторону.
Но сейчас Аюбов был не один, с ним пришла женщина.
С виду она была, кажется, русская, лет 30—35.
Дав время своему «напарнику», чтобы тот высказал всё, что ему было велено рассказать от своих командиров, она тут же понесла свою речь в плане того, что является корреспонденткой российской газеты «Комсомольская правда».
Размахивая своим удостоверением, она говорила, как будто по начитанному тексту: якобы с ней там, в заложниках, находятся более 30 человек женщин стариков и детей, и их всех могут расстрелять, если мы, «федералы» не покинем этот район.
Офицеры 137 ПДП и французские журналисты (не описаны в книге).
— Уходите из Грозного! Уходите! — прямо давая нам совет, выпалила из своих уст «представитель СМИ».
Самое интересное в этой женщине было то (как рассказывал майор Жукаев), что потом, после взятия Грозного он видел эту «корреспондентку» среди мирных чеченцев-беженцев.
Похоже, за эти дни она стала вполне своей среди них и уже вышла из той роли сотрудницы центральной российской газеты.
А может и на самом деле была представителем российского СМИ.
Кто теперь это знает…
Тем временем Юрченко вышел на связь с «Беркутом» (позиции роты 503 мсп капитана Владимира Чабанова, находящиеся в недостроенной гостинице «Россия»).
— … «Беркут», «Беркут» … Я — «Аркан». — Ты где?
— «Аркан», — я, «Беркут». Сижу в гнезде (то есть на своём месте).
— «Беркут», у тебя есть связь с боевиками?
— Есть, конечно, «Аркан». Сейчас свистну и кто-нибудь выйдет.
— Свистни,..
Ну так и постепенно досвистелись до Масхадова.
Второй этап тех переговоров состоялся уже в логове «президентского дворца Дудаева» — рескоме.
В резиденцию Масхадова вместе с чеченским парламентером Аюбовым уходят: командир сводного батальона 237-го псковского парашютно-десантного полка полковник Сивко и прапорщик из нашего сводного батальона, командир комендантского взвода — Леонид Пташинский.
В сопровождении уже знакомых нам Аюбова и «корреспондентки», на их обратном пути, вчетвером они следуют к развалинам «президентского дворца».
В руках все держат палки с привязанными белыми тряпками.
По проложенному ранее коридору (улица Идрисова и проспект Орджоникидзе) идут сперва по направлению к зданию ДГБ.
Вот по дороге офицер-чеченец показывает сгоревшие танки и БМП Майкопской бригады, застывшие на обочинах и тротуарах улиц Чичерина, Никитина и проспекта Орджоникидзе.
Рассказывает, что вот в том танке заживо сгорел весь экипаж.
Вручение медали “За отвагу” гв. ст. пр. Пташинскому Л. президентом РФ. Путиным В.В. 2002 г РВВДКУ.
И всё потому, что отказались сдаться нам в плен.
— Это война! — назидательно продолжал Аюбов, мы обязаны защищать свой город, свою родину от врагов, откуда бы и по чьей воле они к нам ни пришли.
— Вы понимаете меня, товарищ полковник! — обращаясь взглядом в сторону Сивко.
В подобном плане Аюбов продолжал свои комментарии до тех пор, пока не показался, наконец, «реском» (как называли его многие -«дворец Дудаева»).
Перед развалинами в одном месте полковник Сивко увидели, как над погибшими солдатами, лежащими рядом со своими машинами, собралось несколько черных воронов.
Он поднял с земли кусок доски и замахнулся на птиц.
Те метнулись было в сторону, но тут же и возвратились: покидать место своего пиршества они не собирались, дожидаясь, пока уйдут непрошенные гости.
За минувшие дни жестокой бойни человечина прочно вошла в их пищевой рацион.
У стен здания бывшего парламента Чеченской республики парламентёров уже встречали боевики-охранники.
В одном из оконных проёмов Пташинский опытным взглядом заметил снайпера, целящегося в них из винтовки СВД.
Так под его прицелом они и прошли внутрь здания.
Затем через потайной вход их провели в подвал, переоборудованный, по всей видимости, под бункер.
— Когда мы спускались туда, было, конечно, не по себе, — рассказывал мне потом Пташинский.
— И здесь боевики всё время держали нас на прицеле.
Проходя по коридору мимо открытых дверей, мы заметили, что у них здесь устроены хорошо оборудованный пункт связи и лазарет.
Наконец, их завели в большое помещение, где находились лица из ближайшего окружения Дудаева вместе со своими телохранителями (Масхадов, Яндарбиев, Басаев, которые склонились над картой Грозного — видимо, в этот момент обсуждали варианты дальнейшего сопротивления…)
В эти дни центр города уже был плотно блокирован тремя кольцами федеральных войск, наверное, исключая всё тот же узкий проход с южной окраины.
В центре гв. ст. пр-к Леонид Пташинский.
Многим из нас тогда казалось, что вот ещё немного, и засевшие в бункере чеченские главари сложат оружие.
Но, как оказалось, последние рассчитывали совершенно иначе, о чём могли догадаться наше федеральное командование.
Здесь же выяснилось, что пригласили их главным образом для организации встречи Масхадова с командующим наступательной группировки федеральных войск генералом Бабичевым.
Об обмене наших пленных солдат, находящихся здесь же, в бункере, разговора не получилось — боевики об этом не хотели даже и слышать.
Вероятно, на случай выхода из окружения они готовили себе «живой щит».
Впоследствии полковник Сивко доложит Бабичеву просьбу Масхадова и в развалинах недостроенной ещё в мирное время гостиницы «Россия» на третьем этаже пройдут «генеральные переговоры», на которые под усиленной охраной бойцов разведчиков псковского полка прибудет и генерал Иван Бабичев.
На сей раз была создана более цивилизованная обстановка, где чеченцы для такого шага накроют столы своими продуктами…
Ранним утром 12 января по улицам, прилегающим к привокзальной площади, мы увидели гражданские автомобили «УРАЛ» и «Газ-53» с большими красными крестами на белых бортах.
В их кузове находились гражданские люди.
Автомобили тихо проезжали мимо разбитой техники, часто останавливаясь, и люди-санитары с медицинскими носилками в руках осторожно укладывали трупы.
«Чистильщики» — многие их так стали называть, «санитары войны» из числа гражданских людей выполняли добровольную работу, а уже под покровом темноты бойцы наших подразделений получили приказ на уборку трупов с территории привокзальной площади и ближайших пятиэтажек.
И больше всех эту роль из наших бойцов выполнили разведчики Теплинского, так как они дальше всех находились на передовой.
Трупы собирали на своей территории, где стояли на «блоках».
Их участок был самым отдалённым от штаба батальона и находился за территорией железнодорожного вокзала.
Одна группа разведчиков были в здании Главпочтампа («Грозный– посылочная»), другая — за гостиницей «Россия» в частном секторе.
Многие убитые солдаты и офицеры из 131-й мотострелковой бригады, 81-го и 276-го мотострелковых полков по-прежнему оставались лежать на улицах и во дворах в окрестностях железнодорожного вокзала и гостиницы «Россия».
Мы собирали с земли всех погибших — и гражданских, и солдат, потом сносили в определённое место, на главные улицы, после чего похоронная команда увозили их на территорию парка культуры имени Ленина.
Смотреть на погибших, конечно, было страшно.
Большое количество убитых солдат, кто разорван снарядом на куски, кого срезало осколком, многие без рук, без ног, кто-то — без головы, другой — обуглен до неузнаваемости.
